...По странному объявлению в газете студентка Люси находит загадочную подработку в частном закрытом клубе. На ночь Люси запирают в Комнате Спящей Красавицы, где она спит под действием сильного наркотика в то время, когда мужчины-клиенты делают с ней то, что им заблагорассудится. С каждым днем Люси все больше и больше хочет узнать, что же происходит с ней в часы, о которых она ничего не помнит.

Это аннотация прокатчика к фильму "Спящая красавица”, который привлек мое внимание тем, что при бюджете в три миллиона долларов собрал в США только девять тысяч долларов, а в России - в 12 раз больше.

Почему такая разница? Ну, не из за того же что мы внезапно стали богаче американцев?

В воздухе запахло "загадочной русской душой”.

Естественно, по ходу просмотра выясниось, что анонс к фильму был написан человеком, если и смотревшим анонсируемый фильм, то уж точно не лицом, а какой-то другой стороной организма. Или вообще не приходя в сознание.

Загадочный Закрытый Клуб - всего лишь одна из сюжетных линий, яркая, но не самодостаточная.

В центре повествования находится обладающая весьма привлекательной внешностью студентка Люси. Никакого другого капитала, кроме этой внешности,  у нее нет.

Завязка классическая для европейского романа: красивая, но бедная девушка терпит несчастья и лишения, преследуется старым и богатым злодеем, но её доброе сердце и вера в Бога помогают ей преодолеть все трудности и в конце концов она счастливо сочетается браком с молодым и привлекательным обладателем коня, замка и титула.

Европейская патриархальная история женского успеха.

Но в этой сказке хорошего конца не будет по одной причине - для этого счастливого конца нет составляющих. Нет деталей, из которых этот счастливый финал можно собрать потому, что действие происходит не среди идеалов Европы времен средневековья или модерна, среди современных европейских идеалов секулярного гуманизма, потребления, утраты значимости семьи, "диверсификации” источников моральных норм.

Это значит, что никакого "доброго сердца”, никакого Бога в повествовании не предвидится. Им просто неоткуда взяться. Преследований старого богатого злодея тоже нет потому, что главная героиня все издевательства, которые по классике полагалось бы с жутким хохотом творить над ней горбатому и крючконосому злодею, проделывает с собой сама: она встречается с парнем, который способен заняться с ней любовью только под просмотр порно, ходит к доктору, который платит ей деньги за участие в медицинских опытах, нанимается на работу, на которой в ее обязанности входит разливание вина в бокалы старых богатых извращенцев в обнаженном виде.

Время от времени она забегает в бар, чтобы переспать с кем-нибудь. Просто так. И еще она лбит спрашивать у своих знакомых мужчин, женятся ли они на ней, получая ответы в диапазоне от "не сейчас” до "пошла ты, дура”.

Кульминация фильма наступает в тот момент, когда на она получает повышение. Теперь она больше не будет разливать вино. Теперь она будет спать наркотическим сном пока с ней будут проделывать всякие приятные для себя манипуляции старые импотенты.

Фильм заканчивается тем, что пробуждаясь от очередного такого сна, девушка обнаруживает, что она лежит в одной постели с трупом - ее клиент умер.

И тогда она страшно кричит.

Перед нами сказка наоборот: вместо счастливой свадьбы - смерть, вместо Бога - пустота, вместо доброго сердца - растерянность, вместо любви - отчаяние.

Существо, которое вполне могло быть любимой женой, матерью любимых детей -- живёт жизнью девайса. Она никому не дает жизнь. Рядом с ней разложение и смерть. При этом в картине нет никакого насилия, жуткой подлости и предательства. Никто ни холоден, ни горяч, но все теплы. Все происходит естественно и само собой. Все зло в фильме существует как вариант нормы. Зло получило прописку.

Главная героиня даже не понимает, почему она несчастна. Такое ощущение, что ей быть всем довольным мешает какой-то рудимент, что-то лишнее и остаточное. Она не понимает, что с ней делают что-то плохое, что она сама делает что-то плохое потому, что в этом мире все плохое - вариант нормы.

Человек в этом мире лишен какой-либо опоры, всякого ориентира. Всё отобранё. Все объявлено иллюзиями или вариантами нормы.

У него есть только два кумира - потребление и гуманизм.

Секулярный европейский гуманизм ставит на место Бога человека. И не какого-то там Человека с большой буквы, д которого каждому ещё предстоит дорасти -- а вот этого, данного, с маленькой буквы. Как правило -- ближайшего. То есть себя. 

То есть гуманизм, выражаясь традиционной формулой, есть поклонение не Творцу, а твари. То есть европейский гуманизм - есть неоязычество. А неоязычество обязательно порождает неорабство и неоканнибализм.

Человек превращен в легендарное существо "шму” из "Счастливого числа Слевина” - "Шму - это такие существа, которые могут быть всем. Соответственно, более сильный любого более слабого может сделать своим шму.
Когда-то давным давно жили такие животные - шму. Больше всего они любили жизнь, которая была вокруг. Они давали превосходное молоко. Они несли вкуснейшие яйца. Из их шкурок получались прочнейшие и удобнейшие изделия. У них было очень вкусное мясо. И даже из их щетинки получались лучшие в мире зубочистки. Шму очень любили жизнь и людей, которые жили вокруг. И когда человек хотел съесть шму, шму было счастливо и бежало навстречу ему в предвкушении человеческой радости от трапезы. Вот такие вот божественные жЫвотные."

Главная героиня - красивая и очень эргономичная в использовании и потреблении. В индустрии реализации прав лиц пожилого возраста на эротические переживания -- она в каком-то смысле может восприниматься как уникальный продукт, своего рода "Айфон”.

И в конце фильма этот айфон страшно, по-звериному кричит. Кричит без слов потому, что без Добра, без Зла, без Бога, он даже не может сформулировать суть своих претензий к мирозданию.

Фильм смотреть тяжело. Почти невыносимо.

Именно поэтому он и провалился в прокате.

Но в нашем провалился чуть меньше.

Вероятнее всего -- потому, что российский зритель все еще лучше понимает язык режиссера и предмет дискуссии. Потому, что то, что мешало главное героине стать в этом потребительском аду счастливой, то что заставило ее кричать все еще в нас живо.

Пока ещё.