Титулованный тайский режиссер Апичатпонг Вирасетакун наконец подружил эзотерику с сюжетом и снял лучший свой фильм, с чем согласилось и Каннское жюри, наградившее ленту "Золотой Пальмовой Ветвью". Дядюшка Бунми, страдающий острой почечной недостаточностью, возвращается в родную деревню в компании племянника и хромой своячницы. За ужином к ним подсаживаются призрак его умершей жены и без вести пропавший сын, обернувшийся большой черной обезьяной. Поразмыслив о карме, дядюшка изъявляет желание умереть в пещере, где он родился много реинкарнаций тому назад.
Как и предыдущий фильм Вирасетакуна "Синдромы и столетие", "Дядюшка Бунми..." вновь развивает тему кармической симметрии: прошлое и будущее в этих двух картинах есть половинки одного зеркала, отражающие друг друга в череде бесконечных трансформаций.
В "Синдромах..." на две такие половинки распадалась больница — место, где обретают спасение: на старую, где родители работали деревенскими врачами, и хайтековую, где сорок лет спустя трудятся и влюбляются их потомки. "Бунми..." тоже населен двойниками. Сиамская принцесса, чье отражение в хитром озере кажется вечно молодым, отталкивает уличенного в лукавстве кавалера, а спустя столетия мужчина, старый и больной почками, уже не оттолкнет, а обнимет привидение своей жены, которая, к его удивлению, нисколько не постарела.
Картина получила "Золотую пальмовую ветвь" в Каннах.
Источником вдохновения стала книга буддийского монаха, в которой описывался случай человека, помнящего все свои перерождения.
Некоторые эпизоды стилизованы под классические тайские фильмы и телесериалы.
Скрытые и явные зеркальные мутации в финале принимают форму почти анекдотическую, когда герои раздваиваются уже в реальном времени, находясь в одной комнате. Фирменная невозмутимость Вирасетакуна и впрямь балансирует на грани видеоарта, но за райскими джунглями а-ля Анри Руссо, наивными тиграми и садами с тамариндом прячется сокрушенный человек, потерявший многое, так что объятие с призраком любви и есть момент истины.
Безмятежная симметрия оборачивается у тайца драмой не в чеховско-шекспировском, а скорее платоническом смысле слова: пещера, где умирает Бунми, — это платонова пещера, где вместо идеальных форм проецируются бесконечные реинкарнации, а мы — лишь их тени. В "Синдромах..." иллюзию проекций-теней и сопутствующих им страданий вытягивала больничная вентиляционная труба. В "Бунми..." спасение дарует кинокамера — тоже, в некотором смысле, платонова пещера, но проецирующая иллюзии обратно: прошлое она умеет делать настоящим, мертвое — живым, а сверхъестественное — объективным.
03.11.2010 Текст: Иван Куликов http://www.film.ru/article.asp?id=6316
|